Нелегко рассказывать свою историю перед столькими людьми, но я понимаю, что подобной красотой нужно делиться с другими. Все началось в 1992 году. Я был молодым физиотерапевтом в больнице Сан-Раффаэле в Милане, где работал с 1987 года. Однажды заведующий отделением сказал мне, что на следующий день мне нужно будет принять пациента по имени отец Луиджи Джуссани, который страдал сильными болями в спине. Я знал, кто он, поскольку последние годы школы для меня пришлись на семидесятые, а тогда хочешь не хочешь нужно было иметь политические взгляды. Я был убежденным и непреклонным коммунистом. Со временем моя позиция смягчилась, и к 1992 году я уже не был так пропитан идеологией, но тем не менее к Движению я не имел никакого отношения и в церковь не ходил. И вот, день спустя в установленное время я зашел в комнату ожидания и увидел маленького человечка с поразительными глазами, а по обе стороны от него – двоих спутников. У меня мелькнула мысль: «Только подумай, у этого священника свои телохранители!» На самом деле это были его близкие друзья – Карло Вольфсгрубер и Иван Коломбо. Я представился, и мы пошли в спортзал на сеанс, где я прожил самый важный час моей жизни. Потому что… Потому что никогда я не чувствовал, что меня настолько ценят, никогда! Никто никогда не смотрел на меня с таким пылом, с такой любовью, с таким желанием блага, но не просто блага, а блага, исполненного уважения. Я говорил себе: «Он меня даже не знает, как может он так уважать меня?» Он интересовался мной, постоянно просил рассказать, какие манипуляции я делаю, я объяснял, а он задавал новые вопросы – между прочим, весьма уместные, каких не задают мне мои студенты! Я ясно помню, как по окончании того первого часа с ним я подумал: «Не знаю, что это, но я хочу следовать за этим всю мою жизнь».

Мы продолжили лечение, он стал моим постоянным пациентом, и постепенно родилась дружба, продолжавшиеся многие годы. Он настолько уважал меня и его уважение настолько придавало мне сил, что перед ним я, пожалуй, мог бы понять теорему из области астрофизики. Но больше всего с самой первой встречи меня поражала его тактичность. Он ни разу не попытался ни в чем меня убедить, ни к чему принудить – ни единого раза! Однако в рамках этого уважительного отношения, в рамках этой любви во мне вновь поднялись вопросы о смысле жизни, которые я по глупости относил к подростковым. В дружбе с ним они вновь вспыли, но я человек толстокожий, и мне потребовалось время. Мне тогда было тридцать лет, а к причастию я вновь приступил только в сорок два. Одним словом, путь был не из легких. К тому же, я встретил нечто настолько прекрасное, что не мог присоединиться из чистого формализма. Наконец, отношение с отцом Джуссани всегда было безвозмездным, он ничего не требовал взамен. Это был путь, дорога, на которой меня сопровождали чудесным образом. Прежде всего он сам: несмотря на тысячи дел хотя бы раз в месяц Джуссани приходил ко мне домой на ужин. Вся моя семья, включая маленьких детей, была вовлечена в общение с ним. Он любил нас, уважал – всех до единого. Никто из нас никогда не переживал ничего подобного. Обычно за столом он рассказывал евангельские притчи, а мы увлеченно слушали. Нам казалось, что и мы попали в притчу: это были не байки, а свидетельство о фактах, произошедших с людьми, которые задолго до меня проделали тот же самый путь.
Затем кроме Джуссани появились другие: Мариэлла, друзья из дома в Сан-Раффаэле и в Мочине, с которыми я переживал замечательные отношения, полные свободы и уважения, лишенные какого-либо формализма.

Этот опыт изменил нас: меня, мою жену Анну, моих детей. Случились поистине невероятные события. Я мог бы рассказать множество историй, говорящих о том, кто такой отец Джуссани…

Приведу одну очень показательную. Была Пасха 1993 года. Я тогда начал общаться с друзьями из Движения, потому что хотел лучше понять смысл этого опыта. В больнице Сан-Раффаэле, где я работал, был дом Memores Domini, который я часто посещал. В один прекрасный момент они, по подсказке отца Джуссани, предложили мне поучаствовать во встрече дома (нечто совершенно неординарное, как и он сам!). Той весной мой друг Дарио спросил меня и Анну, не хотим ли мы поехать с ним в Страстной Четверг в санктуарий Караваджо (город, где я живу). Мы согласились. Помню, как вышел после богослужения совершенно ошеломленный. Я ничего не понимал (я и сейчас мало что понимаю, что говорить о тех временах), но был растроган и предчувствовал что-то великое, прекрасное, истинное. Уже на улице Дарио мне сказал: «Смотри, отец Джуссани, иди поздоровайся с ним». Действительно, он стоял в окружении священников и других людей. Я не хотел его беспокоить, но в конце концов набрался смелости и сказал: «Отец Джуссани!» Он повернулся, увидел меня, побежал мне навстречу, обнял меня каким-то сумасшедшим образом и начал плакать как ребенок и повторять: «Спасибо, спасибо, спасибо, спасибо, спасибо». Я смог только промолвить: «Тебе удалось удержать меня в церкви целых три часа».

Я никогда об этом не забуду. С отцом Джуссани я стал задавать себе вопросы, ощущать, что реальность всегда положительна, несмотря ни на что, – об этом свидетельствовал мне он. Я видел это и в больнице: когда приходили коллеги или завотделением, он всегда находил что-то ценное, и его собеседники неизменно чувствовали себя так же, как чувствовал себя я рядом с ним. Таким был его метод отношений.

Читайте также: Маленькое семечко в грузинской земле. Каникулы общины в Грузии

Моя жизнь не лишена испытаний. Четыре года назад Анна, женщина, которую я любил всю мою жизнь, заболела. У нее обнаружили опухоль поджелудочной железы. Вечером после МРТ я вернулся домой и попросил друзей из Движения Массимо и Даниэлу прочитать вместе розарий. Мы прочитали его и на следующий день и через день… Анна прожила год, а потом ушла на небеса, и в течение всего года каждый, каждый божий день в 21:15 от двух до тридцати людей собирались у нас дома, чтобы прочитать розарий, и их поддержка была удивительной. Изнутри этой компании я могу сказать без тени стыда, что, сопровождая Анну в последний ее год, пережил самые прекрасные моменты моего существования – в служении моей умирающей жене. За месяц до ее смерти мы сказали друг другу, что, несмотря на всю драму, этот год подарил нам глубочайшие, с точки зрения предчувствия конечного смысла, моменты. Без отца Джуссани они никогда не случились бы, ведь именно он свидетельствовал нам о положительности жизни, о том, что все может быть возможностью идти вперед. Он был с нами в те сложные месяцы. И он по-прежнему со мной, как и Анна, – во все дни, даже когда я порой об этом забываю.