В молодости я не смог полюбить Христа: Он был лишь тем, кто пришел и ушел. Я и не думал о том, что Он остался (только спустя много лет я понял, что это так). Леон Фелипе, испанский поэт, который после гражданской войны был вынужден бежать в Мексику, в одном стихотворении писал: «Он, Христос, пришел, поставил перед нами задачу, и ушел». На что я говорил: «Лучше бы вообще не приходил, потому что у меня и без того много задач!» В общем, даже несмотря на то, что я учился в католической школе, вера казалась мне неубедительной.

Тогда в Испании процветала диктатура Франсиско Франко (она продержалась сорок лет и завершилась в 1975 году), свободы не существовало, собираться группой более двадцати человек считалось преступлением, нельзя было открыто выражать свое мнение – за это сажали в тюрьму. В то время я познакомился с компанией интеллектуалов, которые боролись за свободу. Их уволили из университета за несогласие с политикой Франко. Этих блестящих учителей не брали даже в среднюю школу, и они давали частные групповые уроки математики детям, чтобы заработать на жизнь. Именно они познакомили меня с анархией, с любовью к свободе.

В «Религиозном чувстве» Джуссани говорит, что анархист – тот, кто желает свободы и «самоутверждается перед лицом бесконечности». Я думал: «Если то, чего я желаю, истинно, должна быть возможность жить этим уже сегодня». Это отличало меня от коммунистов, которые говорили: «Мы должны бороться, чтобы другие увидели то, чего мы никогда не увидим». Мне казалось гораздо более человечным другое утверждение: «Если то, что мы переживаем, правда, у нас должна быть возможность видеть это в сегодняшнем дне». Я приобрел прекрасный опыт жизни в общине: мы жили вместе, отдавали половину зарплаты в общий фонд. Так зародилось издательство, целью которого стало распространение культуры, ведь культуру анархизм любит. Кроме того, издательская деятельность служила прикрытием и позволяла ездить по всей Испании и проводить курсы, посвященные политике и профсоюзному движению. Я постоянно встречал интереснейших людей: ища полноту, они приходили к нам. Мы были в высшей степени идеалистами. Только представьте, в издательстве все работники поочередно занимали разные должности, чтобы не поддаваться искушению власти; так однажды пришел и мой черед быть директором. В тот период я впал в очень глубокий кризис, потому что говорил себе: «Я трачу свою жизнь на дело, в котором, однако, не был задан фундаментальный вопрос: почему существует зло?» Моя жена очень переживала за меня.

В тот же период Хосе Мигель Ориоль, который занимался у нас публикациями, поехал на Франкфуртскую книжную ярмарку и увидел стенд с очень интересными книгами итальянского издательства, которое называлось и называется «Jaca Book». Он пообщался с представителями издательства, и те вдруг сказали ему: «Тебе нужно приехать в Милан и познакомиться со стариком». Стариком оказался Джуссани. Они с любовью звали его так, хотя на тот момент ему было всего пятьдесят! И Ориоль поехал. Когда он вернулся, я сказал: «Я тоже хочу познакомиться с ним». Мы отправились в Милан. Джуссани ждал нас в компании нескольких друзей в замечательном ресторане (я до сих пор помню дорогу до этого места). В тот вечер я увидел человека, которого наполняли любовь к разуму и свобода, покорившие меня. Отец Джуссани сказал, что в Милане есть место, где могут принять двух человек. Я поговорил об этом с моей женой Йоне. Она училась на медсестру, работала в крупной клинике, и через месяц ее обещали назначить на должность с постоянным контрактом. Однако она видела, в каком ужасном состоянии я нахожусь, и сказала: «Поехали в Милан!» И мы поехали.

В Милане Джуссани познакомил нас с семьей одного архитектора. Мы приехали в четверг, а в субботу раздался телефонный звонок:

– Испанцы, что будете делать на выходных?
– На выходных? Мы только что приехали, пойдем гулять по городу, наверное…
– Хотите поехать с нами?
– Куда?
– Мы едем в деревню, хотите с нами?
– Ладно, Милан еще успеем посмотреть.

Мы поехали и познакомились с компанией друзей – молодыми семьями с маленькими детьми. Одни сходили за продуктами, другие занялись готовкой, третьи – напитками. Потом мы обедали на лугу. Дети играли, а мы ели, пили, о чем-то спорили, но споры не отдаляли нас друг от друга, а, наоборот, объединяли. После обеда мы вернулись домой, и моя жена сказала: «Дружба итальянцев из этого движения (она не знала, как назвать эту компанию иначе) намного крепче, чем дружба между нами и нашими товарищами в Испании».

Это был ключевой момент. У наших новых знакомых был молитвослов, и Йоне сказала: «Я куплю такой же. Давай тоже молиться». Так все и началось. Мы последовали за теми людьми, потому что заметили в них что-то иное. Их компания воплощала то, о чем нам говорил Джуссани: они были друзьями, потому что вместе проживали что-то, бесконечно превосходившее их самих и бывшее для них всем. В них мы видели общение и в то же время освобождение, желание изменить общество, нести в мир Христа. Так произошла наша первая встреча.

Через два года, когда мы прощались с Джуссани перед возвращением в Испанию, он сказал (я никогда этого не забуду): «Я очень рад, что познакомился с вами, желаю вам всего самого прекрасного». Он не спросил, собираемся ли мы начинать Движение в Испании, ничего подобного. «Я рад, что познакомился с вами», – и все. Помню, я тогда спросил у него: «Когда мы встретимся снова?» Он удивился моему вопросу, и с того момента все стало меняться. «Когда захотите, 26 декабря в Италии праздник, а 27-го я могу приехать в Мадрид». Он приехал в Мадрид буквально из-за четырех человек: Ориоля, его жены, Йоне и меня. Только из-за нас. Возвращаясь домой, мы абсолютно точно решили начать Движение в Испании, но для меня снова наступили тяжелые времена, новый кризис (вообще, кризис – это интересно, проблема лишь в том, что нужно выйти из него живым, чтобы рассказать о нем; в состоянии кризиса часто рождается что-то великое, если человек знает, как с ним справляться). Мне было грустно. Вдруг мне звонит Джуссани и спрашивает:

– Меня пригласили в Барселону, как думаешь, соглашаться?

Только представьте, он позвонил и спросил, соглашаться ему или нет!

– Соглашайся. Тебе оплатят билеты? – У нас тогда не было денег.
– Да.
– Тогда увидимся в Барселоне, а потом поедем в Мадрид.

В Барселоне я пережил один из самых значимых опытов в моей жизни. Я был расстроен, потому что у меня не получалось организовать Движение. К тому же в тот день было очень туманно. Аэропорт был закрыт, фиолетовые огни взлетно-посадочных полос еле-еле виднелись. Самолеты, севшие прошлой ночью, выходили на взлет, но новые приземлиться не могли. Я рассказывал Джуссани обо всех моих переживаниях и говорил: «Найди кого-нибудь другого, кто будет заниматься Движением в Испании, у меня ничего не получается, я не продвигаюсь». Он отвечал: «Но ведь солнце есть». При таком-то непроглядном тумане! И чем больше я говорил ему о своей печали, тем чаще он повторял: «Однако солнце есть». Я не понимал, что он хотел мне этим сказать. Началась посадка на наш рейс, мы зашли в самолет, вокруг – все тот же густой туман. Мы взлетаем, проходит десять секунд, и вдруг появляется солнце. Джуссани смотрит на меня и говорит: «Солнце есть!» Я запомнил этот момент на всю жизнь! Когда вокруг меня сгущается туман, я всегда думаю: «Солнце есть». Если ты видел его хоть раз в жизни, ты больше не можешь сомневаться в его существовании.

– Каррас, солнце есть.
– И что с того?
– Послушай, Каррас, если ты хочешь делать то же, что и я, почему ты не поступишь, как я?
– А как ты поступил?
– Я пошел работать в школу.

Мне тогда было тридцать семь, последний пятнадцатилетний мальчик, с которым я сталкивался, был я сам! Так всегда бывает: как только тебе исполняется шестнадцать, ты больше не обращаешь внимания на пятнадцатилетних. Я сказал:

– Значит, пойду работать в школу.

Я нашел школу, в которой требовался учитель, и начал работать. В какой-то момент Джуссани назначил меня ответственным Международного центра Движения. До этого я приезжал в Милан каждый понедельник, оставался там на пару дней и возвращался в Мадрид. Но вдруг он спросил у ответственных Движения в Испании, может ли кто-нибудь приехать в Италию, чтобы открыть Международный центр «Общения и освобождения» в Риме по случаю Юбилея 2000 года. Во время нашей первой поездки в Италию Йоне заинтересовалась физиотерапией, начала изучать ее и по возвращении в Мадрид даже открыла физиотерапевтический кабинет с шестью другими специалистами. Идея бросить все и уехать казалась мне безумной! Но моя жена сказала незабываемую вещь:

– Каррас, я молюсь, как Моисей.
– А как он молился?
– «Моисей сказал Ему: если не пойдешь Ты Сам с нами, то и не выводи нас отсюда» (Исх. 33:15)

Я изумленно сказал:

– Какие прекрасные слова! И какая удивительная у меня жена!

В день отъезда мы посмотрели друг на друга и сказали: «Значит, Он пойдет с нами», – и поехали в Рим.

Расскажу вам короткую историю. Дело было в Милане, стояла страшная жара. Каррон впервые сопровождал меня на международной встрече Движения. Мы пришли домой к Джуссани. На столе стояла бутылка холодной воды. Ее только достали из холодильника, и она вся была покрыта крупными каплями. Глядя на нее, Джуссани сказал нам: «Для меня Христос так же реален и так же присутствует здесь, как эта вещь». Он говорил это и прикасался к бутылке, а капли воды стекали с нее на стол. Я смотрел на его руку, скользившую по бутылке, и думал: «Я хочу, чтобы однажды Христос был и для меня так же реален, присутствовал так же, как для него».

Читайте также: Л. Джуссани. Христианство как событие сегодняшнего дня

Это незабываемое воспоминание. Джуссани говорил, что вера – признание Присутствия, и она не касается кого-то, кто пришел и ушел, как я думал в юности. Он говорил также, что молиться – значит помнить о Присутствии, которое является ответом на все наши вопросы. Все это я понял благодаря отцу Джуссани и вам, тем, кто за ним последовал. Я узнал, что объединяющий принцип – это «Ты». «Ты» Христа – вот объединяющий принцип, который пробуждает способность к дружбе, то есть к общению: «Ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф. 18:20); «Я с вами во все дни до скончания века» (Мф. 28:20); «Да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино, – да уверует мир» (Ин. 17:21). Быть одним целым между нами благодаря Ему – счастье жизни. Мы не созданы, чтобы говорить: «Как здорово, что я никому не нужен!» Я никогда не встречал человека, который радостно кричал бы об этом, но я встречал множество тех, кто плакал, думая, что их никто не любит.