В пострадавшей от бомбардировок церкви Святого Семейства в Газе, единственном католическом приходе во всем Секторе, детские голоса чередуются с грохотом ракет. Каждое утро, стоя на коленях, они возносят молитвы к Иисусу – с тем доверием, говорит настоятель прихода отец Габриэль Романелли, которое присуще малышам. Их доверие тотально. Взрослые смотрят на них. На них смотрят родители, которые хотели бы обеспечить им безопасность, но бессильны; смотрят катехизаторы, монахини, викарий отец Юссеф Асаад, более семисот людей, потерявших дома и принятых в этих стенах. Смотрит на них и папа Франциск.

«Ежедневно с начала войны Святейший Отец подключается к нам, чтобы вместе помолиться и благословить. Единственная наша сила – в ежедневной святой мессе: в ней воплощена наша уверенность. Потому что для нас вера – это уверенность. Не чувства, не эмоции. Для нас вера – это уверенность в том, что если Бог допускает что-то, то ради высшего блага. Блага, которое мы не видим немедленно, так как наши глаза затуманены слезами. Иногда мы не можем сразу услышать, что шепчет нам Святой Дух, так как шум бомб и крики кажутся громче. И все же, когда я говорю с моей паствой, ненависть никогда не выплескивается наружу. Даже дети знают: да, им страшно, но страх можно доверить Ему. Наша конкретная надежда – во Христе, Который родился, избрал нас друзьями и умер за нас». На протяжении всего интервью с лица отца Габриэля не сходит усталая, но неизменная улыбка. Мы должны были говорить всего несколько минут, но, к счастью, беседа продлилась больше часа, несмотря на отключения света и благодаря терпению священника, которому больше нечего предложить, «кроме каждого мгновения, которое Господь позволяет проживать». Он вышел на связь из Иерусалима, потому что вернуться в Газу пока не удалось, но он постоянно поддерживает связь со своими прихожанами и викарием.



Он вспоминает, что год назад, как раз на Рождество, в Секторе Газа была проведена перепись христиан. «Нас было тысяча семнадцать человек. После начала конфликта осталось девятьсот девяносто девять (после того как интервью было опубликовано, по меньшей мере еще двое людей погибли, семеро были ранены на территории прихода. – Примеч. перев.). Все мы потеряли кого-то из знакомых, все мы таинственным образом призваны предстоять перед лицом боли и смерти, а также перед вопросами, неизбежно возникающими, когда видишь страдания невинных и непорочных». Он говорит о детях, которые учатся в школах, находящихся в ведении Латинского патриархата Иерусалима; о супругах, которых он венчал, и об их семьях, которые год за годом росли на его глазах; о пожилых людях и многочисленных инвалидах (среди них – большая группа детей), о которых заботятся сестры матери Терезы. «Инвалидность – нередкая проблема, – объясняет он, – поскольку, когда вы заперты на территории, куда очень трудно въехать или откуда почти невозможно выехать, браки часто заключаются между родственниками. Последствия легко себе представить».

Латинский приход небольшой (всего сто тридцать пять католиков), но очень сплоченный и активный. Прихожане принимают деятельное участие в работе трех католических школ, открытых для всех желающих, десяти приходских групп и в организации многочисленных мероприятий на благо всего населения Газы: от медицинского обслуживания пожилых людей и инвалидов, распределения предметов первой необходимости до ухода за так называемыми «детьми-бабочками», страдающими редким генетическим заболеванием – буллезным эпидермолизом, которое вызывает серьезные поражения кожи и внутренних слизистых оболочек. За дела милосердия христианская община, будучи невидимым меньшинством, пользуется всеобщим уважением.

Отца Габриэля хорошо знают в Святой Земле: сначала он служил преподавателем в семинарии Патриархата, а затем занял пост настоятеля прихода в Газе, где ему помогают его друг отец Юссеф и две монахини из института «Служительниц Господа и Девы Марии из Матара». Последние – сестры-близнецы из Перу, поступили в монастырь тридцать лет назад и впервые оказались в одной миссии.

Его собственное призвание к священству проявилось рано, в возрасте двенадцати лет. «Я жил в Буэнос-Айресе. В приходе и в семье мы каждый день молились о людях, страдавших под гнетом Советского Союза. По пятницам мы совершали богослужение Крестного пути и на каждом стоянии молились о стране или группе стран, где христиане подвергались гонениям. Так я загорелся желанием стать миссионером. В восемнадцать лет я поступил в семинарию конгрегации Воплощенного Слова в Сан-Рафаэле. Через некоторое время я дал согласие поехать служить в какую-нибудь страну бывшего СССР или в Китай, но мне предложили Палестину, землю Иисуса. Я удивился, думал, что это место для более опытных священников, в конце концов, мне было всего двадцать пять. Но как раз в тот период мой настоятель позвонил тогдашнему патриарху Мишелю Саббаху и сказал ему, что наш орден не мог оказать никакую материальную помощь, но, получив по милости Божией дар новых призваний, предоставляет их для служения «Матери-Церкви Иерусалимской», как назвал ее Иоанн Павел II.

Двадцать восемь лет спустя священник все еще там. Он видел, как снова и снова вспыхивает напряженность, знал о злоупотреблениях и мотивах каждой из сторон, но прежде всего он наблюдал, как цветет христианское присутствие в Святой Земле. Даже сейчас. «Звучит как противоречие, я знаю. В последние недели многие из нас потеряли близких, дома, работу. Бомбардировки не пощадили даже церкви, как в случае с приходской постройкой, примыкающей к очень древней церкви Святого Порфирия, где нашли приют сотни эвакуированных. Люди в страхе бродят по улицам, здесь нет противоракетных убежищ, часто не хватает энергии и воды. Но ненависть не в силах затронуть сердца моих прихожан. Этого не происходило раньше и не происходит сейчас. Вот почему христианское присутствие так ценно. Мы утверждаем логику креста – единственную, способную дать надежду. Крест нужно принять, что бы ни случалось».

Читайте также: Свет во мраке. Халдейский кардинал Сако рассказывает о христианах в Курдистане и Ираке

Что это значит? Как можно обнять холодное тело убитого сына и простить? Вопросы всплывают настойчиво, напряженно. Они получают спокойный ответ. «Боль огромна, и от нас требуется пройти через нее, пережить ее. Рано или поздно это требуется от всех, от каждого, независимо от обстоятельств. Иисус тоже был один в Гефсиманском саду, Он тоже испытал страх, Он плакал, Он чувствовал Себя одиноким. Но в Своих Страстях Он отдал все на благо мира: «Не как Я хочу, но как Ты хочешь». Вот в чем революция! Не наша логика спасает нас. Чтобы наша вера росла, чтобы мы могли выстоять, даже когда все кажется мраком, Бог предложил нам дружбу. Он родился и пришел на землю, чтобы делиться: Он ел с рыбаками, ходил с бедняками, разговаривал с детьми. Он предложил дружбу, и в ней было заключено благо. Две тысячи лет спустя, используя точно такой же метод, мы можем узнать Его и услышать, когда Он призывает нас любить, прощать, служить. Нетрудно представить, как легко мы могли бы испытывать ненависть или отторжение по отношению к некоторым людям. Но вместо этого происходит нечто чудесное: мы даем место не ненависти, а Богу.



Мы живем в общении с Ним: каждый день совершаем час поклонения Пресвятым Дарам, исповедуемся, совершаем мессу и в этом черпаем силы. Это позволяет нам служить всегда и всем: мусульманам, друзам, евреям... Когда мы принимаем кого-то в нашем доме, церкви или школе, мы знаем, что принимаем Иисуса в Его таинственном присутствии. Сегодня мы даем убежище более чем семистам людям, лишившимся крова: Он никогда не перестает навещать нас».

Прощение, – продолжает отец Габриэль, – нечто революционное, но одновременно оно плод глубоко укоренившейся веры. Если бы наша вера была только чувством, мы не смогли бы сегодня прощать, надеяться, нас поглотило бы отчаяние. Боль велика, но я никогда не слышал, чтобы кто-то из моих прихожан проклинал Бога. Несколько дней назад учительница из нашей школы, православная христианка, написала впечатляющее письмо. Она потеряла мать и отца во время бомбежки, в которой сама была ранена. В конце письма она просит Бога быть ее светом, помочь ей не поддаваться гневу: «Даруй мне милость Твою. И спасибо Тебе». Она благодарит Бога. И это не значит, что мы народ, опустивший руки или сошедший с ума. Мы требуем конкретных решений, таких как открытие гуманитарных каналов, прекращение войны, мы продолжаем поддерживать вместе с папой план «два народа – два государства» и рассмотрение вопроса об особом статусе Иерусалима, хотя мы знаем, что это предложение труднореализуемо в настоящее время. Мы страдаем, потому что наша любовь велика. Чем сильнее любовь, тем сильнее боль. Но Голгофа не конец. Утешение, которое мы испытываем, сильнее. Голгофа приближает нас к погребению Христа, но она же приближает нас и к Его Воскресению. Мы чувствуем, что Христос обнимает нас. И как сказал кардинал Пиццабалла, мы молимся и постимся, чтобы вернуть эти объятия и никогда не потерять их».