Я познакомился с отцом Альдо Тренто в марте 2005 года. Отец Массимо Камизаска попросил меня написать биографический очерк о нем (он был опубликован под названием «Хроники Нового Света»). Так я оказался в Асунсьоне, еще не представляя, с чем оттуда вернусь.

Альдо с радостью ввел меня в свой мир, который был отражением его души. Первым делом он отвез меня к водопаду Игуасу на границе между Бразилией, Аргентиной и Парагваем, к этому первозданному чуду природы, чистой красоте, от которой сердце замирает и не находит покоя. Думаю, он хотел сказать, что лишь после подобного потрясения можно посвятить себя человеческим проблемам.



И действительно, вторым нашим шагом было посещение его прихода — знаменитого «Сан-Рафаэля». В очерке я описывал его так: «Зубчатые стены замка, клетка с туканами, память об иезуитах XVII столетия. Дверь в клинику. Ван Гог. Школьные классы. Галерея божеств гуарани. Доломитовые хижины. Лопасти вентилятора». Вот несколько «кадров» из мира отца Альдо, родившегося в горах Беллуно и когда-то давно попавшего под безжалостные лучи тропического солнца.

На протяжении долгих лет он тяжело страдал из-за многих причин, как внешних (непростой климат и сложности в диалоге с людьми), так и внутренних (неприятие самого себя, тревожность, отчаянная привязанность к тем, кого он оставил в Италии). Чтобы выжить в далеких краях, которые почти уничтожили его в череде терзаний и разочарований, отец Альдо вынужден был изобретать для себя тысячи занятий: каменщик, медбрат, воспитатель, фермер, издатель, мистик, натуралист, историк. Он путешествовал, не спал и на каждом распутье возводил маленький алтарь, часовенку, статую Богоматери. Вместе со своим верным товарищем, отцом Альберто из Романьи, он исколесил Латинскую Америку и изучил ее в совершенстве: истории коренных народов, истребленных европейскими колонизаторами, бесконечные дороги и природные богатства (виды деревьев, фруктов и т. п.). Наряду с молитвой путешествия были его способом справляться с кризисом. Он погружался в пронзительную красоту и в невыразимые драмы того мира, чтобы прилепиться к чему-то объективному и не заблудиться в лабиринте собственной уязвимости.

Жизнь перевернулась для него, когда отец Альдо впустил в дом смерть. Он поместил клинику для неизлечимо больных в центр прихода, а значит, в центр каждой вещи, каждого мгновения. В скором времени она стала точкой притяжения для посетителей и благодетелей, жемчужиной гостеприимства, чудом заботы — но не исцеления. Люди входили в нее, чтобы умереть. «Умереть, как цари», — говорил отец Альдо. Если разобраться, клиника появилась из эгоистического расчета. Однажды вечером на кухне приходского дома между ним и его закадычным другом отцом Паолино завязался диалог: «Ты представляешь себе свою смерть? Как бы ты хотел умереть? Окруженный вниманием и почестями, как царь! Кто не пожелал бы такого?»

Эти вопросы подтолкнули к следующему очевидному шагу: нужно вознаградить царственной смертью тех, кто жил в аду, чтобы они были готовы к последнему пути в объятия Милосердия. Отверженные, брошенные среди мусора дети с пороками развития, подвергшиеся насилию женщины, неизлечимо больные. В комнатах, выкрашенных в скандинавские оттенки (голубой, бежевый, белых), где простыни меняют три раза в день, а полы подметают ежеминутно, жизнь проведенная во мраке, оканчивается светом. У подножия распятия на входе в клинику лежит список с именами всех умерших здесь. Кто вспомнил бы о них вне этих стен?

Итак, первые два дня мы провели в поездке к водопаду Игуасу и в экскурсиях по приходу (я рассказал о клинике, но есть еще школа, культурный центр, лавка с религиозными товарами, центр помощи, продовольственный банк, к которым с годами добавились дом для сирот, приют для женщин, переживших насилие, апартаменты для одиноких стариков). Водя меня по иезуитским редукциям отец Альдо рассказывал о tierra sin mal — земле без зла (представление индейцев гуарани о изначальном мире, сотворенном богами. — Примеч. перев.). Именно эти миссии были для него источником вдохновения: от тех, что сегодня лежат в руинах в Парагвае, до затерянных, но по-прежнему действующих, с музыкальными школами, в Боливии. Мы плавали среди ледников Огненной Земли, останавливались в Ушуае, самом южном городе мира, взбирались по склонам вулкана Котопакси в Эквадоре, под порывистым ветром служили мессу у подножия Серро-Торре в Патагонии и играли со старейшими черепахами Галапагосов. Он хотел разделить со мной привязанность к этой несравненной земле.

Мы обсуждали страницы Эмманюэля Мунье, Грэма Грина, Пазолини. Я тысячу раз слышал историю его встречи с отцом Джуссани (он неизменно рассказывал ее с изумлением ребенка перед невероятной любовью) и вместе с публикой Митинга в Римини сопереживал его жизни, трудностям, мистическим порывам, призванию.

С самого детства он хотел быть священником, в одиннадцать лет, не спрашивая ни совета, не разрешения, сообщил отцу и матери о намерении поступить в семинарию. Он так решил, и точка. Бабушка распаковала собранный им чемодан, но это не остановило его. Он добрался до семинарии на тракторе, который поймал, «голосуя» на дороге. В последний момент обернулся, посмотрел на маму, стоявшую на обочине: «Ты приедешь меня навестить?»

Уже по этому началу понятно: он боец с распахнутой душой, не знающей притворства, открытой для всего, в том числе и для собственной слабости. Отец Альдо был пылким священником, неудержимым, чудесно анархичным, нежно человечным. Он говорил о своих смертельно больных пациентах, о детях-сиротах, об изнасилованных женщинах президентам и высшим чиновникам Всемирного банка, потому что любая власть должна считаться с болью и страданиями. Он показывал всем собственные раны, чтобы каждый мог взглянуть на свои. Он получал тысячи писем — в основном с просьбой о помощи, и спрашивал себя, почему люди не обращаются к священникам из ближайшего прихода. Прекрасно понимая всю глубину боли в жизни молодежи, он использовал бессонницу, чтобы отвечать на множество телефонных звонков от тех, кто искал его совета.

В повседневной жизни его направляли слова 125-го псалма: «Сеявшие со слезами будут пожинать с радостью». Именно так случилось для тебя, дорогой отец Альдо.