«Нет ничего реальнее встречи со Христом»
Полный текст беседы Бернарда Шольца с Латинским патриархом Иерусалима кардиналом Пьербаттистой Пиццабаллой на встрече, открывшей Митинг в Римини 20 августа.БЕРНАРД ШОЛЬЦ
Сердечно приветствую каждого из вас на сорок пятом Митинге за дружбу между народами.
Еще никогда в истории человечества культурные, социальные, технологические и политические изменения не были столь повсеместными, столь взаимосвязанными, а главное, столь ускоренными, как изменения, которые мы переживаем в настоящий момент. Как подступаться ко всем этим безотлагательным преобразованиям и не упускать заключенные в них возможности, наивно не попадать в силки их чарующих, но двусмысленных аспектов, не опускать руки и не погружаться в безразличие? Что позволяет жить по-человечески в условиях с огромным числом неизвестных, как созидать мир посреди ожесточенных и затяжных войн и конфликтов? Благодаря подобным вопросам мы выбрали в качестве темы Митинга провокационную фразу американского писателя Кормака Маккарти: «Если мы не ищем самой сути, то чего же тогда мы ищем?» Спектакли, выставки и встречи приглашают нас вновь и вновь открывать суть – то, что позволяет нам сегодня быть свободными, ответственными, солидарными, стойкими перед лицом любой власти или силы. Сопровождая нас в нашем увлекательном путешествии, соединяющем нас друг с другом и с миром на этой неделе, Святейший Отец Франциск направил нам послание, выражающее поддержку и близость. Его передаст нам епископ Римини монс. Николо Ансельми, которого я благодарю за присутствие среди нас и за дружбу.
МОНС. НИКОЛО АНСЕЛЬМИ
Прочитаю вам послание Святейшего Отца, адресованное монс. Николо Ансельми, епископу Римини, а также, естественно, всем нам:
«Ваше Преосвященство, по случаю сорок пятого Митинга за дружбу между народами Святейший Отец желает обратиться к его участникам с посланием, приветствуя организаторов, волонтеров и всех, кто будет участвовать в этом событии, тема которого – «Если мы не ищем самой сути, то чего же тогда мы ищем?» – представляет собой сердечный призыв к ответственности. Именно сейчас, когда мы переживаем сложные времена, поиск того, что составляет центральное ядро тайны жизни и реальности, крайне важен. Наша эпоха отмечена различными проблемами и серьезными вызовами, перед лицом которых мы порой ощущаем чувство бессилия, отрешенности и пассивности. Поддаваясь ему, мы погружаемся в дурман эфемерности вплоть до утраты смысла существования.
В таком контексте как никогда актуален поиск самой сути. Поэтому папа Франциск поддерживает попытки увлеченно и воодушевленно искать то, благодаря чему проступает красота жизни, и отвечать на проблему, поднятую отцом Джуссани, смело утверждавшим: «Сердце поражено склерозом, оно утратило страсть и вкус к жизни. Старость в двадцать лет и даже раньше, старость в пятнадцать лет – вот отличительная черта сегодняшнего мира».
Обдуваемые ледяными ветрами войн, которые добавляются к повторяющимся проявлениям несправедливости, насилия и неравенства, к серьезной климатической катастрофе и беспрецедентной антропологической мутации, мы должны остановиться и спросить себя: «Есть ли что-то, ради чего стоит жить и надеяться?» С самого начала своего понтификата папа Франциск увещевает нас воспринимать даже сопротивление, тяготы и падения современных мужчин и женщин как призыв к размышлению, чтобы сердце открывалось для встречи с Богом и каждый человек мог осознать самого себя, ближнего и реальность. Он постоянно призывает нас стать нищими, вымаливающими самую суть, то, что придает смысл нашей жизни. Для этого необходимо в первую очередь избавиться от всего, что отягощает повседневность, подобно альпинисту, который, собираясь штурмовать скалистую вершину, освобождается от ненужного снаряжения, чтобы подняться быстрее. Так мы понимаем, что ценность человеческого существования не в вещах, не в достижениях, не в гонке на опережение, а прежде всего в отношении любви, которое поддерживает нас, укореняя наш путь в доверии и надежде. Именно дружба с Богом, отражающаяся во всех человеческих отношениях, составляет непреходящую радость. Мы любимы. Вот важнейшая истина, которую и отец Джуссани возвещал молодым студентам: «Вы любимы». Такова весть, входящая в нашу жизнь. Таков Иисус Христос в человеческой истории – непрестанное начало вести о том, что мы любимы. Что значит жизнь? Быть любимыми. Что значит наше бытие? Быть любимыми. А судьба? Быть любимыми.
На этой же волне папа Франциск напоминает нам, что самое существенное, самое прекрасное, самое притягательное и в то же время самое необходимое для нас – это вера во Христа Иисуса. Ибо только Господь спасает нашу хрупкую человечность и посреди испытаний позволяет нам испытывать радость, которая иначе была бы невозможна. Без этой точки опоры лодка нашей жизни оказалась бы во власти волн и рисковала бы затонуть. Возвращение к сути, которая есть Иисус, не означает бегства от реальности, но, напротив, является условием для того, чтобы по-настоящему погрузиться в историю, смотреть ей в лицо, не уклоняясь от ее вызовов, найти в себе мужество и рискнуть любить, даже если кажется, что это того не стоит, жить в мире без страха, как писал в свое время архиепископ Монтини: «Ты необходим нам, Господи, Христе, Бог-с-нами, чтобы мы учились истинной любви и шли в радости и силе Твоего милосердия по пути нашей многотрудной жизни».
Итак, Святейший Отец ценит и разделяет цель предстоящего Митинга, поскольку сосредоточенность на сути помогает нам взять нашу жизнь в свои руки и сделать ее инструментом любви, милосердия и сострадания, став знаком благословения для нашего ближнего. Перед лицом искушения унынием, перед сложностью нынешнего кризиса и, в особенности, вызовом мирного сосуществования, которое кажется невозможным, Святейший Отец призывает всех стать ответственными протагонистами перемен и активно содействовать миссии Церкви, чтобы вместе создавать места, где присутствие Христа станет зримым и осязаемым. Такие единодушные усилия способны породить новый мир, в котором наконец восторжествует любовь, явленная нам во Христе, и вся планета станет храмом братства.
Папа Франциск надеется, что насыщенная программа Митинга, разнообразие предложений и языков, пробудит во многих желание стать искателями сути и позволит расцвести в сердцах пламенному стремлению провозглашать Евангелие – источник освобождения от всякого рабства и силу, исцеляющую и преображающую человечество. Всем организаторам, волонтерам, участникам он сердечно шлет свое благословение и просит молиться о нем. Приобщая и мои личные добрые пожелания, пользуюсь случаем, чтобы выразить вам мое почтение.
Его Высокопреосвященство
кардинал Пьетро Паролин,
государственный секретарь Ватикана».
БЕРНАРД ШОЛЬЦ
Благодарим Святейшего Отца за слова воодушевления и поддержки. Прочитаю также обращение президента Итальянской Республики Серджо Маттареллы.
«Сорок пятый Митинг и в этом году предлагает свой вклад в культуру, диалог и человечность. Фестиваль всегда умел задавать вопросы о столпах нашего общества и продолжает это делать, вовлекая молодых и не очень молодых людей, стараясь разглядеть за видимостью процессы, протекающие в глубинах. Сердечно приветствую участников с уверенностью, что эти дни в Римини обогатят всех вас. Выражаю мою признательность организаторам и волонтерам за их самоотверженный труд. Тема этого года говорит о культурных корнях Митинга, предлагая смотреть открытым взглядом на невероятные преобразования, которые мы переживаем. Она призывает искать самую суть в то самое время, когда глобальные информационные потоки превращаются в реки, выходящие из берегов; когда технические достижения делают реальными решения, которые вчера казались немыслимыми; когда возможности, доступные отдельным людям, обольщают идеей человеческого всемогущества. Однако же перед лицом огромного числа новых перспектив для человечества мы сталкиваемся с ужасом, со зверствами, с эскалацией военных конфликтов, со стремлением господствовать, с драматичным откатом к прошлому; в нас вновь возникает чувство страха, недоверия, порой – безразличия, нередко – обиды и ненависти. И потому существенно важно вернуть в центр человека, желание жизни, полноты в отношениях с общиной. Потому что суть – не в отдельно взятом, самодостаточном „я“, а во встрече с другим, в открытии истины, которую несет в себе другой, а значит, и в совместном пути, в будущем дне, о котором нужно думать и который нужно строить. И потому усилия Митинга в воспитательной и культурной сфере обладают огромной ценностью. Серджо Маттарелла».
Это обращение свидетельствует о глубоком уважении и доверии, и мы благодарим президента за них.
Мы бесконечно благодарны за возможность открыть наш Митинг встречей с человеком, который день за днем драматичным образом принимает вызов поиска сути в месте, где настоящее исполнено боли, а будущее представляется бесперспективным; где веру приходится постоянно вновь принимать все более радикально; где надежда – поистине героическая добродетель. Приветствую и благодарю вместе с вами Патриарха Иерусалима Пьербаттисту Пиццабаллу. Спасибо, что вы приехали. Ваше Высокопреосвященство, мы знаем, какова ситуация в Святой Земле, даже ваше путешествие было не из легких. Я хотел бы начать беседу с вашего призвания. Ровно сорок лет назад вы вошли в орден францисканцев. Во время подготовки Митинга вы неоднократно ссылались на святого Франциска, который, является, пожалуй, одним из важнейших в вашей жизни святых. Он умел удивительным образом ценить творение во всех его проявлениях и мельчайших деталях и порождал братство, не знавшее границ, вплоть до его встречи с султаном посреди крестового похода. Что значит для вас сегодня быть францисканцем?
ПЬЕРБАТТИСТА ПИЦЦАБАЛЛА
Постараюсь быть кратким. Прежде всего, любое христианское призвание сосредоточено на личности Иисуса, на Иисусе Христе. Все складывается вокруг этого основополагающего и формирующего тебя опыта. Быть францисканцем – значит встречать Христа, переживать опыт Христа так, как показал нам Франциск. Святой Франциск, отец святой Франциск. А для личности святого Франциска важнейшим было, я бы сказал, воплощение, человечность Иисуса. Этот опыт вошел в его жизнь реальным, конкретным образом, он перевернул его взгляд на человечество, на мир, на творение, на все. Вот что привлекло меня в юности. Кстати, начинал я здесь, в Римини, еще ребенком. Меня привлекло то, как конкретно святой Франциск переживал свое призвание ко встрече со Христом. Всегда есть опасность думать об Иисусе как о чем-то отвлеченном. Но это не так. Нет ничего реальнее встречи со Христом. Сегодня я живу в другой ситуации (достаточно посмотреть, как я одет). Когда я был с собратьями, все было более естественно, даже внешние, видимые аспекты так или иначе поддерживали. Сейчас же я должен нести опыт воплощения, человечности Христа, встречи со Христом там, где я нахожусь как пастырь Церкви, Церкви в Иерусалиме, живущей в ситуации, которая всегда была особенной, крайне сложной и конфликтной. И потому сегодня вопрос для меня в следующем: что значит быть францисканцем? Значит, лично для меня, постоянно спрашивать себя, что Иисус говорит мне в этот момент. Именно это должно становиться критерием в восприятии текущей ситуации, боли, разделений, всевозможных трудностей, чтобы то, чем я живу, проходило через опыт, который должен становиться все более основополагающим для моей жизни. И кроме того, нужно пытаться понять, как на личном уровне передавать этот опыт общине, моей церковной общине. Помогать в условиях разобщенности и поляризации говорить: минуточку, давайте отталкиваться от Христа. Любая оценка, любое решение, любой выбор, любое слово должны быть совместимы с этим опытом, с этим отношением, с этой дружбой. Вот что для меня быть францисканцем сегодня.
БЕРНАРД ШОЛЬЦ
В 1990 году орден отправил вас в Studium Biblicum Francescanum в Иерусалиме. Вы не только изучали Писание, но и сразу же вовлеклись в диалог с другими религиями, с иудеями и мусульманами. Какое влияние оказал на вас этот диалог, пережитый не только на академическом и богословском уровне, но и лично?
ПЬЕРБАТТИСТА ПИЦЦАБАЛЛА
Это был… думаю, несколько лет назад я уже рассказывал об этом на Митинге. Это был важный этап, в том числе и в личном плане. Я родился в окрестностях Бергамо, где католиками в свое время (сейчас уже нет) становились еще до рождения. Приходские настоятели был в наших краях папой, царем, императором. Потом, в одиннадцать лет, я приехал сюда в Римини, в младшую семинарию, к братьям-францисканцам. Я сокращаю. Одним словом, я вырос в гиперкатолической среде: катехизис, образование, все было католическим. Ты, скажем так, жил в твоем католическом домике. С приездом в Иерусалим случилось первое потрясение. Я осознал, что подавляющее число людей там не просто не католики, но и не христиане. Потом настоятели отправили меня учиться в Еврейский университет, где я был единственным христианином в потоке, все мои однокурсники были иудеями. Я тогда изучал Писание. И среди них – я, среди верующих евреев, желающих изучать Писание, среди верующих израильтян – я, христианин. Естественно, возникли первые вопросы: «Вот ты христианин. Что значит быть христианином? Кто такой Иисус?» Из дружбы мы вместе начали читать Евангелие. И это был для меня важный шаг, настоящий межрелигиозный диалог, как мне кажется. Я, католик до рождения, знающий все о жизни, смерти, чудесах Иисуса, умеющий отвечать на любые вопросы из катехизиса и не только, – я вдруг осознал, что у меня нет ответов на их вопросы об Иисусе. Я отвечал, но они не понимали. Мои ответы были продуманы, выстроены для тех, кто уже был католиком. Те же, кто не был католиком или христианином, не понимали ничего. Приведу пример. Я навсегда запомню один важный лично для меня случай, переутвердивший меня и в вере, и в призвании. Шуламит, с которой я до сих пор иногда общаюсь, верующая еврейка, жена раввина, однажды мне сказала: «Слушай, я по вечерам работаю, у меня не получится приходить каждую неделю на чтение Евангелие, так что мне придется сделать перерыв. Но у меня есть к тебе вопрос, раз уж мы растопили лед между нами. Иисус притягивает, Евангелие – замечательная книга, я не вижу никаких проблем, кроме одной. Ее-то ты и должен мне объяснить: Воскресение. Иисус и без него – пленительная фигура, Евангелие и так останется важнейшим текстом. Зачем вам Его воскрешать?» И я впал в кризис, потому что мой ответ она не поняла. По ее взгляду я понял, что она ничего не поняла. Так мы и расстались. Эта история подтачивала меня изнутри. Я не смог объяснить Воскресение. Однако еврейка, не верящая во Христа, вернула мне аспект моей веры, в котором я никогда до конца не разобрался, – Воскресение. Так я понял, что Воскресение нельзя объяснить, его можно встретить. В Евангелиях вы не найдете описание Воскресения – только встречи с Воскресшим. И межрелигиозный диалог для меня заключается в этом: во встрече между людьми, чей опыт веры разнится, но его разделение помогает тебе глубже осознать, кто ты, а также лучше узнать другого. Именно в таком опыте мы крайне нуждаемся.
БЕРНАРД ШОЛЬЦ
Мы еще вернемся к межрелигиозному диалогу. Вы почти тридцать пять лет живете в Иерусалиме и, вероятно, как мало кто, знакомы с конфликтами, противостояниями во всей их глубине. Однако, когда 7 октября началась война, вы сказали, что сейчас речь идет о беспрецедентной трагедии, и имели в виду не только вооруженный конфликт. Что вы подразумевали под «беспрецедентностью»?
ПЬЕРБАТТИСТА ПИЦЦАБАЛЛА
Вооруженный конфликт тоже не имеет прецедентов. Эта война длится очень давно, но сейчас я не хочу останавливаться на военной хронике; думаю, вы и так ее постоянно видите. Мы переживаем решающий момент, и, думаю, нужно сосредоточиться на текущих диалогах. Должен сказать, что война отразилась на обоих народах, израильском и палестинском, уникальным, беспрецедентным образом. Для Израиля произошедшее (существуют его разные интерпретации, но я не буду вдаваться в подробности) стало невероятным шоком. Израиль возник как государство, где евреи ощущают себя дома, в безопасности. Седьмое октября опровергло это ощущение.
Разумеется, и для палестинцев нынешние события (и не только в Газе, а во всем мире) – что-то невиданное, и потому они стали огромным потрясением, обострившим уже существовавшие чувства, которые теперь превратились в общий язык: ненависть, обиду, желание отомстить, жажду справедливости как вендетту, глубокое недоверие, неспособность признать существование другого. В Книге пророка Исаии (глава 47, стихи 8 и 10) есть слова, к которым я часто возвращался в последние месяцы. Исаия выступает против Вавилона, Вавилона, который в те времена говорил (и в этом пророк обвинял его): «Я, и никто кроме меня». Это также и имя Бога: «Да не будет у тебя других богов кроме Меня». «Я, и никто кроме меня», – заявлял Вавилон. У меня сложилось впечатление, что и сейчас люди говорят: «Я, и никто кроме меня», – отвергая существование друг друга, используя язык отрицания другого, ставший повседневным и пронизавший социальные сети и т. д. Это настоящая драма. Война закончится. Я надеюсь, что текущие переговоры приведут к какому-то соглашению, но несколько в этом сомневаюсь. Как бы то ни было, сейчас последний шанс. Если не удастся добиться прекращения огня, все станет по-настоящему драматичным. Мы переживаем ключевой момент. Можно пойти в сторону прекращения огня, а можно – в сторону распада. Все решится в ближайшие дни, и именно поэтому я просил о молитве. Молиться важно, это единственное, что нам осталось. В общем, так или иначе война закончится. Но перестраивать отношения недоверия, ненависти и глубокого презрения будет крайне тяжело, и все мы должны будем приложить к этому усилия.
БЕРНАРД ШОЛЬЦ
Какую роль в этой перестройке играют лидеры разных религий?
ПЬЕРБАТТИСТА ПИЦЦАБАЛЛА
Их роль важна, но в настоящий момент межрелигиозный диалог переживает кризис. Сегодняшнее положение – водораздел для межрелигиозного диалога. Христиане, иудеи и мусульмане сейчас не в состоянии встречаться друг с другом, по крайней мере публично. Это факт. Им трудно говорить и на институциональном уровне. Это огромная боль, в том числе и для меня лично. Религиозный диалог последних поколений породил замечательные документы, как, например, последний, о человеческом братстве, принятый в Абу-Даби. Однако фактически в настоящее время у нас не получается встречаться и разговаривать. Все сделанное до сих пор важно, от этого не нужно отмахиваться, но потом нам придется начинать заново, с нового этапа. Если позволите, межрелигиозный диалог должен будет стать менее элитарным и в большей степени общинным. Сегодняшнее непонимание, вероятно, связано еще и с этим. Вернемся к вашему вопросу. Религиозные лидеры несут большую ответственность, которая заключается не только в слушании, не только в том, чтобы быть голосом своих общин (я думаю о моих верных), но и чтобы помогать им не закрываться в собственных нарративах, поднимать взгляд и смотреть на другого, признавать его. Один раввин, Хешель, в семидесятые годы говорил, что никакая религия не является островом. И сегодня, как никогда, никто не является островом: мы нуждаемся в отношениях со всеми, и это влечет определенные последствия. Признавать друг друга, встречать друг друга – значит принимать другого таким, каков он есть, и не навязывать ему самих себя. Это непросто, неочевидно, но необходимо. Сейчас мне кажется, что мы превратились в островки и заботимся лишь о самих себе. Нужно же, напротив, поднять взгляд и понять, что мы не острова.
БЕРНАРД ШОЛЬЦ
Сначала как кустод Святой Земли и сейчас как патриарх Иерусалима вы несли и несете ответственность за вверенные вам общины…
ПЬЕРБАТТИСТА ПИЦЦАБАЛЛА
Увы, да... Без ответственности гораздо удобнее!
БЕРНАРД ШОЛЬЦ
Да, понимаю. Вопрос еще и в том, что на вас лежит очень серьезная ответственность, ведь вы возглавляете общины, состоящие из людей, которые принадлежат к очень разным народам: израильтян, палестинцев и многих других. Что значит жить христианским общением, когда в общину входят политически разделенные народы?
ПЬЕРБАТТИСТА ПИЦЦАБАЛЛА
Это правда, и первые месяцы после октября были для нашей епархии очень сложными. Наша епархия охватывает четыре страны: Иорданию, Израиль, Палестину и Кипр. Израиль арабский и Израиль еврейский. Наши люди прятались в Газе от израильских бомб, тогда как многие католики шли на военную службу. Верующие оказались по обе стороны фронта. Говорю это прежде всего, чтобы подчеркнуть, что не существует абстрактного христианства. Христианство всегда воплощено. И нужно считаться в том числе и с собственной принадлежностью. Израильский христианин – израильтянин, палестинский христианин – палестинец во всех смыслах. Поэтому нелегко было сохранять единство. Ясное дело, ты принадлежишь к твоему народу, однако есть еще и принадлежность ко Христу, и она должна помогать тебе смотреть другим, инаковым взглядом. Но не всегда это сразу получается. В последние месяцы я размышлял над евангельским отрывком: Иисус с учениками в Гефсиманском саду. Что делают ученики? Кто-то спит, кто-то спасается бегством, кто-то достает меч. Такое же искушение возникает и у нас: заснуть, потому что мы не хотим видеть происходящее, замкнуться в свое рода рафинированном благочестии, где молитва, литургия, таинства не обращены к происходящему вокруг нас. Это один из возможных ответов. Другой путь – бежать, уйти, то есть смотреть на то, что происходит, но не желать с этим считаться. Третий – взяться за меч, перейти к борьбе, к активной политической фазе. Иисус в Гефсиманском саду в Своей агонии тоже начал борение. Но Его ответом стала самоотдача, и это не значит, что мы должны опустить руки, это значит отдать жизнь, вверить себя Богу, доверять. «Отче, если бы Ты благоволил пронести чашу сию мимо Меня, но Твоя воля да будет». Я доверяюсь Тебе. Вот что я пытаюсь донести до моей общины: у нас нет ответов в настоящей ситуации, но есть адресат – Бог. И вместе, каждый со своей перспективой, со своей болью, мы обращаем наш вопрос к Тому, Кто придает смысл всякому нашему делу.
БЕРНАРД ШОЛЬЦ
Христиане составляют около трех процентов населения Святой Земли, что гораздо меньше, чем в предыдущие годы. Как воспринимается поместная Церковь и какие возможности содействовать примирению существуют?
ПЬЕРБАТТИСТА ПИЦЦАБАЛЛА
Будем откровенны, никто не ждет, что христианская община решит проблемы. С политической точки зрения мы, скажем так, несущественны. Возможно, кого-то это заденет, но все именно так. Первое, что от нас требуется, – быть там, присутствовать. Не поддаваться искушению непременно играть какую-то роль в текущей ситуации, но притом быть способными высказываться. В первую очередь необходимо поддерживать собственную общину, вселять в нее мужество и быть присутствием. Мы не в силах решить все проблемы, но мы должны быть присутствием. Часто в моменты кризиса или затруднений первым делом тебя спрашивают: «А где был ты?» И ответ должен быть таким: «Я был там, обязан был быть там». Это первое. Также нужно поддерживать, оказывать материальную помощь. И не только своим, но и остальным. Одна из причин, по которым наш маленький приход в Газе (в нем сейчас чуть больше шестисот человек) умудряется оставаться живым, заключается в том, что он не замкнулся в самом себе в ожидании, когда закончится война. Люди стараются поддерживать других (разумеется, при нашей поддержке), распространяют гуманитарную помощь, живут. Папа Франциск часто использует слово «парессия». Мы не в состоянии решить проблемы, но можем нести в собрания людей слово истины о происходящем, избегая, однако, вовлечения в конфликт на той или иной стороне. Думаю, в этом состоит роль Церкви.
БЕРНАРД ШОЛЬЦ
Вы не раз говорили, что не бывает примирения без прощения, но одновременно всегда подчеркивали, что навязать прощение нельзя. Возможно ли каким-то образом призвать к прощению, особенно в острых ситуациях объективной несправедливости?
ПЬЕРБАТТИСТА ПИЦЦАБАЛЛА
Как ответить?.. Нелегко отвечать на такие вопросы, потому что они не абстрактны. Для нас в Святой Земле прощение и справедливость – важные, сложные слова, конкретным образом затрагивающие саму плоть человеческой жизни. И следует быть внимательными в разговорах о них. Христианскую веру нельзя отделить от идеи прощения. Христианская вера – встреча со Христом, и встреча эта спасает и прощает тебя. Когда ты встречаешь Христа, Бога, первый твой опыт – осознание, что ты грешник. Однако осознание своей грешности – не приговор, а весть о спасении. Грех был искуплен и перед Богом уже ничего не значит. На личном уровне прощение и справедливость – почти синонимы. Иисус на кресте не дожидался, пока совершится справедливость, чтобы простить. Он простил. И в истории были люди, которые даже перед палачами, будучи невинными, прощали. Это очень сильный, прекрасный опыт. Итак, на личном уровне справедливость и прощение нельзя полностью отделить друг от друга, они почти синонимичны, если озарены верой. На общинном уровне динамика иная. Община держится на других словах: достоинство, равенство. Именно они являются образующими для общинной жизни. Прощать, не достигая достоинства и равенства, – значит оправдывать совершаемое зло. Итак, прощение должно иметь место, но его динамика в случае отдельного человека и общины совершенно разная, она требуют времени, процесса исцеления и, прежде всего, признания зла, несправедливости. Кроме того, для него необходимо слово истины о происходящем. Если не устанавливаешь истину, если не проговариваешь все четко и ясно, что тогда ты прощаешь? Но это должно делаться на общинном уровне, где динамика совсем другая. В ЮАР после апартеида специальная комиссия работала годами, чтобы восстанавливать, признавать, понимать, оценивать и исцелять. Все это непросто. Как пастырь я нахожусь в такой сложной ситуации. Сегодня для палестинца прощать – значит оправдывать происходящее, и они не могут, нужно ждать. Однако я как пастырь не могу не сказать: «Все верно, ты должен добиться справедливости, но помни, что справедливость без прощения становится встречным протестом, загоняющим другого в угол». Так можно дойти до вендетты ради справедливости. Цель не в том, чтобы замкнуться, утверждать истину и припереть другого к стенке, а в преодолении ситуации. И оно возможно только благодаря прощению. Христианская община, христианская вера должны вносить этот вклад, должны вносить в политические дебаты такую возможность. Может, в настоящий момент, это сделать нельзя. Придется ждать, придется совершать личную работу в маленьких группах. Но нужно стремиться к моменту, когда мы сможем это сделать, поскольку это единственный путь из тупика.
БЕРНАРД ШОЛЬЦ
Чтобы чуть больше развить эту сложную, экзистенциально сложную тему, я хотел бы задать еще один вопрос. В большом числе случаев обиды и ненависть имеют глубокие, почти неистребимые корни. Поэтому папа Франциск просил, в частности, о покаянной памяти. Вы использовали схожее выражение «очищение памяти». Что вы имели в виду?
ПЬЕРБАТТИСТА ПИЦЦАБАЛЛА
Когда я был ребенком, меня учили проводить испытание совести. Сейчас, увы, таких вещей уже нет, но в моем детстве меня учили испытанию совести. Я не знал, что такое грех, и спрашивал у сестер: «О чем я должен говорить?» О совершенных грехах. К этому приучали, мне прививали сознание о том, что в моей жизни не все ясно, безоблачно и здраво. Следовательно, очищать память означает прежде всего возвращаться к такому сознанию. Сегодня, в мои почти шестьдесят лет, я сознаю, что не должен был совершать поступки, которые совершил двадцать, тридцать, сорок лет назад, это были ошибки, но тогда я этого не понимал. Очищать память не значит что-то вычеркивать, не значит от всего отворачиваться или сводить на нет самих себя. Нет. Нужно сознавать, что я постоянно нуждаюсь в перечитывании собственной истории в свете моего нынешнего сознания. Это помогает в отношениях с другими, особенно когда затрагиваются темы исторических связей (например, связи с иудаизмом в прошлом). Сегодня мы сознаем, сколько зла причинили. Но это не значит сводить на нет самих себя, мы этого не делаем. Осознание помогает мне сейчас перечитывать историю и перестраивать эти отношения по другой модели – не из прошлого. И к нему нужно возвращаться постоянно. Оставаясь в плену наших нарративов (как происходит в настоящее время в Святой Земле), в плену у нарративов, которые замыкают нас в самих себе, исключая остальное, мы никогда не выйдем из тупика. Сегодня в Святой Земле нарративы исключают друг друга, они идут не бок о бок, а лоб в лоб. И именно поэтому необходимо очищать память, что значит не перечеркивать собственную историю, а перечитывать ее так, чтобы она помогала мне сегодня жить иным образом, отличным от того, что было в прошлом.
БЕРНАРД ШОЛЬЦ
Что касается очищения памяти, мы все (ну или подавляющее большинство), наверное, подумали об очищении, в том числе и на светском уровне, которое связано с драматическим, даже трагическим историческим явлением – антисемитизмом. Сейчас, как все мы видим, он возвращается, и выражается не просто в критике израильского правительства, но именно в антисемитизме, затрагивающем и молодежь. Чем вы это объясняете?
ПЬЕРБАТТИСТА ПИЦЦАБАЛЛА
Антисемитизм – драма. Одно дело – критиковать государственную политику, что само по себе правомерно. Другое – говорить, что ты не можешь быть евреем. Это не допустимо и должно подвергаться осуждению. Тут мы опять сталкиваемся со взаимоисключающими нарративами (в пользу Палестины, в пользу Израиля), не оставляющими друг другу места. И на религиозных лидерах лежит ответственность. Хотя нынешний антисемитизм носит скорее политический, нежели религиозный характер, важно не стать его орудием. Необходимо создавать культуру отношений, взаимного принятия, где никто не исключен. Антисемитизм – своего рода лакмусовая бумажка, позволяющая понять, по каким моделям выстраивается и живет общество. Недопустимо говорить: «Ты, еврей, ты мусульманин [существует, между прочим, и исламофобия!], ты христианин, а значит прав у тебя нет, тебя нужно исключить». Это признак глубоко упадка человечества, цивилизованного мира. Цивилизованный мир строится «с», не «против».
Читайте также: Навстречу Митингу-2025. «На пустырях мы строить будем из новых кирпичей»
БЕРНАРД ШОЛЬЦ
На многочисленных фотографиях и видео, доходящих до нас с этой войны, особенно из Газы, есть то, что всякий раз поднимает вопрос, на который, возможно, у вас есть ответ. Я имею в виду страдание детей. Дети без воды, без пищи, сироты, дети, травмированные тем или иным образом. Одним словом, страдание невинных – есть ли на него ответ?
ПЬЕРБАТТИСТА ПИЦЦАБАЛЛА
Нет. В последние годы мне кажется, что мы свели веру к своего рода панацее: вера, принадлежность к Церкви как к совершенной общине должна решать любые проблемы. Но это не так. В христианской вере остается трагический элемент, он не исчезает, он существует. Наши вопрос – вопрос всех людей: почему? И мы знаем почему. Такое происходит из-за человеческого зла, испорченности. Бог не должен отвечать за наши поступки. Однако это не устраняет проблему, драму, трагическую составляющую веры. В вере мы можем адресовать этот вопрос Богу. Мы можем пребывать в этом вопросе, который поддерживает и помогает делать все, что в наших силах, чтобы подобное не случалось, или чтобы действием любви уравновесить, насколько возможно, боль и трагедию, предстающие перед нами на фотографиях из Газы и из множества других мест в мире. Вера не ответ на все вопросы. Вера – отношение, в рамках которого всем вопросам находится место.
БЕРНАРД ШОЛЬЦ
Большое спасибо. Я хотел бы, чтобы эти последние слова стали призывом и к нашему обращению. На фоне ощущения бессилия с одной стороны, и всемогущества с другой, вы позволили нам взглянуть на драматичные конфликты в ином свете. Не потому что существует решение, но потому что есть надежда сверх всякой надежды. Об этом вы сегодня свидетельствовали нам, и мы вас благодарим.
ПЬЕРБАТТИСТА ПИЦЦАБАЛЛА
Спасибо вам.
