В своей последней книге Chastity («Целомудрие») Эрик Варден, норвежский монах-траппист и епископ Тронхейма (с 2020 года), поднимает смелую тему, которая современному миру может показаться порывом ледяного ветра из далекого прошлого. «Целомудрие – это полнота, – объясняет автор, – отношение к вещам и людям, возникающее, когда человеческое сердце охвачено объятием, которое исцеляет и осуществляет самые глубокие ожидания. Вот почему мы умаляем целомудрие, отождествляя его с тем, что „не делаем“ и чем „не являемся“. Целомудрие – состояние благодати и добродетель для всех». Его слова прокладывают для нас дорогу в ультрасекуляризованном обществе, где отношения между людьми превращаются в трясину, когда те пользуются друг другом, чтобы заполнить пустоту, а не поделиться избытком.

Сегодня отношения между людьми не в лучшей форме. Многие аналитики сходятся в том, что главной причиной недоверия, необщительности, зависти, одиночества является безудержный индивидуализм. А что думаете вы?
На мой взгляд, это слишком мрачная картина. По крайней мере отчасти. Разумеется, крайности имеют место, но есть и вполне здоровые тенденции. В рамках своей пастырской деятельности я замечаю, что люди стремятся к сближению, к общению, в том числе и в мирской среде. У нас в Норвегии активно развивается волонтерство: люди все больше хотят что-то делать для других и с другими. Иными словами, индивидуалистские склонности, характерные для постмодернизма, – далеко не всё, есть и понимание того, что, замкнувшись в плену у самого себя, до счастья не дойдешь.

Что значит в таком контексте говорить о привязанности, о любви, о дружбе?
Мне кажется, сегодня особенно важно понять, что такое дружба. Мы живем во времена, когда близкие отношения сведены к эротике или сентиментальности, отчего они становятся мимолетными, временными. У дружбы же есть более рациональный аспект: это избирательная близость. Это тот тип отношений, в рамках которых проще заметить, что мы жаждем обрести прочное основание, и мы чувствуем, что именно в них наша личность может подпитываться и развиваться. По сути, христианская святость отождествляется со способностью дружить. Христос сказал нам: «Вы друзья мои. Я назвал вас друзьями». Именно дружба воспитывает нас и учит переживать все остальные отношения.

Видите ли вы подтверждения этому сегодня?
Да, и поэтому я еще не впал в отчаяние. Можно сказать, мы в Северной Европе всегда первыми переживали различные тенденции, возникавшие в западном обществе, и вот сегодня мы поднимаемся по склону и видим свет в конце тоннеля. И хотя кажется, будто многие зашли в тупик, желание строить отношения и признавать зависимость друг от друга представляется мне некой неустранимой точкой, семенем, способным породить нечто новое – то, что делает мир более человечным.

В вашей последней книге вы утверждаете, что мы должны «бесконечно расширить диапазон нашего желания. Только так мы научимся искать соразмерные ответы, по которым томится наша плоть, и избавить себя от постоянных разочарований». Можете подробнее остановиться на этой мысли?
Желание выражает нашу сотворенность Богом. Оно присуще самой человеческой природе. В нас обитает эхо, призыв. По воле Господа в нас поет наше подобие Ему. Желание – двигатель моей жизни, оно направляет ее к полноте, которая состоит в общении с Богом, проживаемом в том числе и в отношениях с другими. Наш грех в том, что мы плохо обращаемся с желанием, дробя его на множество отдельных частей. Однако, посмотрев, куда ведет нас наше глубочайшее желание, мы заметим относительность всех вещей, их неспособность удовлетворить его. В то же время мы признаем и их истинную ценность, поскольку лишь в свете того, что действительно утоляет жажду жизни, открывается важность и любой мелочи.

В жизни отца Джуссани был один случай, приведший его к схожим выводам. Как-то раз летним вечером он выехал из прихода на велосипеде под усыпанное звездами небо и заметил обнимающуюся парочку. Проехав несколько метров, он остановился и спросил: «Послушайте, а как то, чем вы занимаетесь, связано со звездами?» Много лет спустя, комментируя этот эпизод, он говорил: «В тот вечер я пошел домой радостным, потому что понял, в чем заключается нравственный закон: в связи между банальным мгновением и вселенским порядком».
Я полностью согласен с его наблюдением. Связь с целостностью самих себя и с мирозданием – ключ, чтобы переживать любовь и каждое отношение с терпением и жертвенностью. Для христианина нет ничего банального, все осознается заново, все переживается в свете конечной цели – блага мира. Мне вспомнился сейчас «Джек» – последний роман американской писательницы Мэрилин Робинсон. Действие в нем разворачивается в 1950-е годы. Главный герой, непутевый сын пастора из Миссури, однажды ночью встречает молодую женщину по имени Делла. Джек предлагает сопроводить ее, но на некотором отдалении: чтобы защитить и притом не ставить в неловкое положение. Они проводят ночь в разговорах, и в один прекрасный момент она смотрит на него, как никто никогда не смотрел; в ее глазах он не незнакомец, а «душа, славное присутствие, не имеющее места в мире». Джек чувствует, что его увидели в самой его сути (так оно и было), и вынужден признать это. Он знает: что-то в ней несравненным образом призывает что-то в нем. Это и есть та связь с целью, о которой говорил Джуссани.

С чего начинать заново, когда мы сталкиваемся со слабостью и хрупкостью, своей и чужой, и эта высшая устремленность ослабевает в нас?
В монашеском жизни есть два момента в течение дня, посвященные исследованию совести. Что я сделал с теми возможностями, которые мне были даны сегодня? Как я переживал отношения с вещами, с братьями? Такое самопознание – необходимый шаг, поскольку оно побуждает меня быть более внимательным к себе и к другим. И к тому, как то, что я делаю или не делаю, может сказаться на других. Отцы называют это «смирением», которое есть не что иное, как здравый реализм, заставляющий нас распрощаться с любыми нашими представлениями о самих себе. Это становится все сложнее в виртуальном мире, где мы думаем о себе с точки зрения неких идеалов. Способность взглянуть на себя таким, какой я есть, – первый шаг к тому, чтобы встать перед другим, за которого я начинаю чувствовать ответственность.

Что это значит?
Если я воспринимаю себя солнцем во вселенной погасших звезд, я всегда буду единственным субъектом в отношениях. Конечно, я даже могу замечать существование других людей, но не наделяю его никаким значением. Напротив, сознавая, что я создан ради отношений, я начинаю ощущать за них ответственность. Я могу быть источником блага для жизни другого, но могу и глубоко ранить его. В некоторых отношениях (например, между родителями и детьми) это очень ясно. Бывает, что отец или мать должны отказаться от того, чтобы их видели, а иногда даже согласиться с отречением от них. Такая жертва возможна, только если человек твердо держится сути любви и всегда оставляет дверь открытой. Мы затронули очень деликатную тему, потому что встречается и нездоровое стремление жертвовать собой ради спасения другого. Не будем забывать, что есть лишь один Спаситель, и это не я, и что некоторые отношения исцелить способно лишь терпение. Это верно и для супругов. Человек по-настоящему становится человеком, когда выражает высшее чувство самоотдачи ради блага другого. Мы же обычно отстаиваем собственные права и поем бесконечные литании о наших травмах.

Читайте также: Следуя за опытом полноты. История Франческо и Марии

Вы пишете, что Мария Магдалина была бы «идеальной покровительницей XXI века». Почему?
Эта женщина – «исцеленная». Ее исцелили от глубоких ран. Она прошла «школу любви», которая прежде всего является школой свободы, и именно это сделало ее способной одновременно на близость и на отдаленность. Она выходит на евангельскую сцену, исполненная жажды, жажды любить и быть любимой. Встреча со Христом преобразует смысл ее глубочайшего желания, хотя на это и требуется время. Мария Магдалина слушает и учится. И наше время нуждается в том, чтобы смотреть на ее путь от уязвимой женщины до свидетельницы Воскресения.