1. Обращаясь к участникам конференции «Движения в Церкви», Иоанн Павел II утверждал, что «в них должна отражаться тайна той любви, от какой родилась и постоянно рождается Церковь», потому что в «лоне Церкви, в народе Божием» они выражают многообразное движение, которое является ответом человека на Откровение, на Евангелие». В нескольких фразах папа изложил самобытный взгляд на Церковь как на движение, рождающееся от вечной любви Отца через миссию Сына и Духа, чтобы запечатлеться «в истории человека и человеческих сообществ» (Кастель-Гандольфо, 29 сентября 1981 г.).
Связь Церкви и миссии, намеченная Святейшим Отцом, пролила первый значительный свет на природу движений. Понять их можно только в рамках миссии Церкви, а точнее, они родились ради миссии Церкви. Действительно, их возникновение по большей части связано со Вторым Ватиканским собором, решительно напомнившем о миссионерской природе Церкви и призвавшем христиан «сокрушить бастионы». Динамика роста Церкви и, по аналогии, движений должна нести весть до пределов земли и никогда не замыкаться в коллективной самовлюбленности, поглощающей саму себя.
С тех пор понтифик неоднократно возвращался к теме движений, углубляя первоначально сформулированный их смысл. Его последнее обращение к Шенштаттскому движению по случаю столетия со дня рождения основателя, дает нам второй важный элемент для лучшего понимания природы движений – понятие харизмы. «Вы стеклись сюда из множества стран, чтобы благодарить Бога за дар, который Он дал вам в лице отца Кентениха. Живо помня о нем и о его вести, вы пожелали обновить ваш дух, чтобы поддерживать и распространять его духовное наследие, все больше становясь духовной семьей, живущей в силу харизмы основателя и тем самым осуществляющей свое призвание в служении Церкви и миру» (20 сентября 1985 г.).
За несколько дней до этого он подчеркнул ту же тему, говоря со священниками из «Общения и освобождения»: «Непрестанно вновь открывайте для себя харизму, которая увлекла вас, и она сделает вас в большей степени служителями той единственной в своем роде силы, какой является Христос Господь» (Участникам курса духовных упражнений для священников, организованного «Общением и освобождением», 19 сентября 1985 г.).
Итак, харизма признается и утверждается как путь, ведущий ко Христу, а вернее, как конкретное историческое осуществление той педагогики, с помощью которой Бог постоянно и разнообразно оживляет и направляет Тело Христово – Церковь.
Понятие харизмы, рассматриваемое в такой перспективе, чтобы установить происхождение движений, обретает важный экклезиологический характер. Дух, наставляющий и направляющий Церковь, дает ей юность и обновляет ее посредством иерархических и харизматических даров, укорененных в Евангелии, тем самым ведя ее к совершенному сочетанию с ее Женихом (ср. Lumen gentium, 4). Обновленная верность харизме основателей расширит миссионерскую силу, присущую движениям, позволяя им более подобающе служить Церкви и миру.
Церковь, народ Божий, следующий по пути истории, всегда встречается с новыми реалиями, с вечно меняющимися условиями человеческой жизни, в которых она должна конкретным, понятным и убедительным образом утверждать господство Христа. Евангелизировать по-миссионерски сегодня – не просто отправляться на далекие континенты, но также и проникать в новые сферы жизни, все время появляющиеся в результате преобразований в нашем обществе, чтобы показывать, как любовь ко Христу делает человечной жизнь человека и позволяет ему идти к ее истине. Великое новшество Собора заключается в подчеркивании того, что эта задача касается всех верных, а значит, и мирян.
Мне кажется, два описанных фактора – миссия Церкви и харизма основателя – представляют собой вызов, который папа и Церковь бросают движениям в конце второго тысячелетия. Это вызов кафоличности.
Движениям суждено либо возрастать в ней в меру воли Божией, либо ослабевать вплоть до полного исчезновения. Кафоличность, согласно многочисленным указаниям Святейшего Отца, означает способность жить харизмой в отношении с целокупностью проявлений тайны Христовой, которые Церковь неустанно предлагает, не разделяя ее, не отсекая какой-либо из ее аспектов. Но также кафоличность подразумевает силу, с какой необходимо, переживая изменение собственного существования, свидетельствовать о решающей роли «феномена» Иисуса Христа для современного человека.

2. «Мы верим во Христа, умершего и воскресшего, во Христа присутствующего здесь и сейчас, Который один может изменить и меняет, преображая, человека и мир» (Речь по случаю тридцатилетия «Общения и освобождения», 29 сентября 1984 г.). Таким образом, человеческая жажда изменения, проявляющаяся сегодня по всему миру в самых разных формах, для христиан опирается на такую твердую уверенность – начало подлинной культуры. Святейший Отец побуждал движения переживать миссию Церкви, неоднократно призывая созидать цивилизацию истины и любви.
Поэтому понтифик неустанно говорит о евангелизации культуры и не боится побуждать движения к тому, чтобы они способствовали возникновению из культуры, порожденной верой, «форм новой жизни» (Выступление на Митинге в Римини, 29 августа 1982 г.). Для этого требуется метод воспитания зрелых личностей, тех, кто, не отказываясь от своеобразия харизмы, оставался бы преданным четырем столпам, с которыми Собор связывает полную причастность к Церкви: вере, таинствам, общению и «церковному управлению» (ср. Lumen gentium, 14).
Мне кажется, чтобы лучше понять, каким образом интегрировать действия движений в обычную деятельность Церкви, нужно рассматривать острую потребность в «евангелизации» культуры и в обновлении движущей силы Церкви в жизни общества (ср. Речь на Конференции итальянской Церкви в Лорето). Решение подобных проблем мы находим не в преумножении богословских исследований или пастырских программ. Необходимо скорее смотреть на Духа Святого, чтобы увидеть, что Он пробуждает в жизни Церкви, чтобы увидеть, где правильное миссионерское отношение между Церковью и миров проявляется конкретным образом и начинает приносить плоды. Решение этой важнейшей проблемы современности – не человеческий проект, а инициатива Духа. Не будет преувеличением смиренное признание того факта, что такой путь проявляется в движениях.
Как движения должны проживать необходимое умерщвление ради единства, так и подлинная пастырская программа, чтобы быть воистину «духовным», должна благоприятствовать их присутствию и ценить его.

3. «Возникновение церковного тела как института, его сила убеждения и объединяющая энергия коренятся в динамике тáинственной благодати. Она же обретает свою выразительную форму, свой образ действий, свое конкретное историческое влияние через различные харизмы, характеризующие личные темперамент и историю» (Участникам курса духовных упражнений для священников…). Такой непрерывный обмен между институтом и харизмой – неотъемлемое требование воплощения. В конце концов они являются единственной реальностью Церкви. Можно ли помыслить человеческий организм без поддерживающего его скелета? Точно так же немыслимо, чтобы Церковь существовала без института.
Великая проницательность Августина, выступавшего против донатистов и рассматривавшего институт как выражение объективной святости Церкви, намечает дорогу неотступного следования за институтом, которое надлежит харизме. Здесь тоже можно увидеть, как понтифик призывает молодые церковные объединения изобретать более аутентичные формы отношений с ординарной жизнью Церкви. С другой стороны, Церковь есть особое место свободы, свободы детей Божиих.
Таким образом, движения связаны с двумя основополагающими измерениями, в определенном смысле удостоверяющими их подлинность. Первое – сыновнее обращение к епископам и папе. У иерархии нет монополии на харизмы, но она обладает харизмой их распознавания и направления всех харизм на общее благо Церкви. На втором месте – тот факт, что подлинная харизма должна побуждать к братской открытости всем прочим опытам, которые по-своему ведут к единственной истине о Боге и о человеке, явленой во Христе.
С этой точки зрения, папа прекрасно понимает, что движения – не «объединения мирян». Присутствие священников в движениях не играет в какой-то мере вспомогательную роль, это не служение «извне». Напротив, их присутствие – ответ на личный призыв, который в какой-то мере является образующим для конкретного призвания отдельного человека. Поэтому причастность к тому или иному движению, не противоречащая священническому призванию, помогает лучше понимать и переживать собственную принадлежность к Церкви (Участникам курса духовных упражнений для священников…).

4. Мне кажется, слова Святейшего Отца – великий дар движениям, а также приглашение и дальше углублять в богословском и практическом смысле их призвание и их особую роль в Церкви. «Они являются знаком свободы форм, в которых воплощается единая Церковь, и представляют собой несомненную новизну, которую еще предстоит должным образом понять во всей ее положительной плодотворности для Царствия Божия в сегодняшний момент истории (Речь по случаю тридцатой годовщины «Общения и освобождения», 29 сентября 1984 г.).
На такое приглашение правильно ответить искренним усилием созидать в том направлении, какое указал Святейший Отец. Поэтому «Общение и освобождение», с надеждой ожидая результаты предстоящего внеочередного Синода, посвященного Собору, работает над тем, чтобы внести свой вклад в Синод 1987 года о церковной миссии мирян.