«Они побежали оба вместе; но другой ученик бежал скорее Петра, и пришел ко гробу первый. И, наклонившись, увидел лежащие пелены; но не вошел во гроб. Вслед за ним приходит Симон Петр, и входит во гроб, и видит одни пелены лежащие». Другой ученик – это, конечно, Иоанн, более молодой, более проворный, непосредственный свидетель, который в двадцатой главе своего Евангелия с детальной точностью воссоздаст тот день. Он опишет его десятилетия спустя, когда и сам состарится, но память о случившемся сохранится незыблемой, в том числе и потому, что случившееся стало для него «событием жизни, то есть историей»: «Христос воскрес» – вот утверждение того, что реальность положительна, вот полное любви утверждение реальности» (отец Джуссани).

Рим, 1640 год. Среди множества художников, приглашенных в город, который папа Урбан VII превратил в колоссальную стройплощадку, приехал и Джованни Франческо Романелли родом из Витербо. Добросовестный мастер, он освоил тот язык, на каком Рим, сердце католицизма, говорил о своем вселенском призвании. Это был Рим Бернини, которого именно Урбан VIII вывел из тени, заставил его, великого и всеми признанного скульптора, «глубоко и бесповоротно изменить собственную идентичность», как писал историк искусства Томазо Монтанари. Бернини открыл в себе архитектора и градостроителя и взял в свои руки переустройство Рима. Барокко расцвело как общедоступный язык, на котором Рим обращался к миру.

Романелли был в рядах помощников другого протагониста тогдашнего Рима, тосканца Пьетро да Кортона. Он работал с мастером над фантасмагорическим потолком Палаццо Барберини, завершенным в 1639 году. Но папу интересовали не только грандиозные проекты. Романелли сделал для него совсем небольшой заказ чисто личного характера: картину размером чуть больше 38×48 см, написанную на посеребренной меди. Сюжет ее – довольно редко встречающаяся автобиографическая сцена из Евангелия от Иоанна. Два апостола только-только добрались до гроба. Петр, которого Иоанн пропустил вперед, убедился в том, что гроб пуст. И вот он поворачивается к своему молодому другу и, кажется, спрашивает, что тут могло случиться. Это момент потрясения, страха, перетекающего в изумление. Художник выражает это состояние души просто, словно рисуя раскадровку для фильма, в жесте рук Иоанна, в его широко распахнутых глазах. Согласно документу об оплате, Урбан VIII заказал Романелли еще две картины на ту же тему, что говорит о том, как важен был для него лично тот эпизод из Евангелия от Иоанна. Во второй версии (она исполнена в таком же размере на меди и хранится в Музее Фицуильяма в Кембридже) чуть на расстоянии от апостолов изображен ангел.

Следует рассмотреть еще одну деталь – пейзаж, написанный в правой части картины. На нем виден кусочек римских окрестностей, вероятно, в стороне озер. Этот простой штрих как бы подчеркивает слова отца Джуссани о том, что «Христос, будучи воскресшим, являет Свое присутствие во все времена, на протяжении всей истории».